«Амбиции в развитии ВИЭ в России невелики»

Итальянский энергохолдинг Enel в 2020 г. завершил процесс продажи своего крупнейшего актива в России – угольной Рефтинской ГРЭС на 3,8 ГВт. Сделка привела к существенному снижению выручки и EBITDA, положение компании усугубила пандемия коронавируса. Вместе с тем это стало отправной точкой курса на тотальное «озеленение»: мощности угольной генерации компания хочет заместить за счет ветропарков. Гендиректор «Энел Россия» Стефан Звегинцов рассказал «Ведомостям», в чем долгосрочные выгоды стратегии по переходу на возобновляемые источники энергии (ВИЭ), о пробелах законодательства в сфере энергетики и почему он всегда хотел жить и работать в России.

– О продаже мы договорились еще в 2019 г., в докоронавирусный период, а закрыли сделку в 2020-м. Решение действительно было непростым, поскольку мы лишались около 40% EBITDA. Это был наш крупнейший актив в России, причем прибыльный, но в то же время и очень затратный: мы опережающими темпами вкладывали средства в мероприятия по снижению выбросов. И делали это добровольно. Поэтому продажа Рефтинской ГРЭС – важное стратегическое решение. Не за горами, в том числе и в России, пересмотр приоритетов в отношении угольной генерации. Хотя с точки зрения финансовой мы сильно пострадали и положение не выправится, пока мы не введем второй ветропарк – Кольскую ВЭС. С ее запуском рассчитываем на восстановление финансовых показателей. В целом Азовская и Кольская ВЭС будут давать порядка 40% EBITDA «Энел Россия», несмотря на то что их мощности невелики в общей выработке (суммарная мощность энергоблоков «Энел Россия» – 5,7 ГВт. – «Ведомости»). То есть уже в 2023 г., когда обе станции заработают, мы будем чувствовать себя вполне комфортно.

– Попробую ответить на этот сложный вопрос. С одной стороны, мы видим активное закручивание гаек для угольной генерации и попытки отказаться от нее полностью в некоторых европейских странах. Так, по данным независимого аналитического центра по климату и электроэнергии EMBER, доля производства электроэнергии от объектов угольной генерации в Европе сократилась на 48% с 2015 по 2020 г. и в 2020 г. составляла 365 ТВт ч. С другой – угольные технологии тоже не стоят на месте – уже строят электростанции на ЦКС (технология циркулирующего кипящего слоя. – «Ведомости»), на так называемом чистом угле. Насколько он может быть чистым в принципе – вопрос. Но то, что сегодня работают угольные станции с разной интенсивностью воздействия на окружающую среду, – это факт. Говоря о директивных решениях, которые могут сыграть против угольной генерации: 21 мая МЭА выпустило исследование, в котором подчеркивалось, что для достижения заявленных целей по снижению выбросов парниковых газов нужно уже сегодня отказаться от проектов обустройства нефтегазовых месторождений и новых угольных станций. То есть гайки будут закручиваться и дальше.

Но если посмотреть на эту проблему с точки зрения группы Enel, то она давно уже включилась в переход от преимущественно тепловой генерации к преимущественно ВИЭ. Сегодня в портфеле из 88 ГВт установленной мощности 49 ГВт составляют ВИЭ. Для сравнения: в 2008 г. на долю ВИЭ в структуре генерации Enel приходилось около 4,5 ГВт. В основном от гидроэлектростанций. Сейчас же большую часть объектов ВИЭ составляют солнечные и ветроэлектростанции. Что способствует выводу из эксплуатации угольной генерации в странах присутствия? Это, с одной стороны, конечно, дополнительные налоги, сборы, регуляторика. Но с другой – угольные активы уже постепенно вытесняются рынком, т. е. стоимость угольного электрона выше, чем газового электрона, но все еще дешевле ВИЭ. Однако по мере того, как будут дешеветь ВИЭ, угольная генерация будет становиться все менее интересной. Сейчас мы видим, что в средне- и долгосрочной перспективе стоимость газа и угля в России стабильно растет. Если стоимость газа регулируется государством и индексация ограничена прогнозами МЭР, то стоимость угля, с одной стороны, определяется конъюнктурой мировых рынков (наличие экспортной альтернативы), с другой – постоянно растущими издержками производителей угля на добычу и доставку угля потребителям, а также на поддержание уровня жизни в регионах, уровень благосостояния которых строится на угольной промышленности. В то же время к 2025 г., когда завершится первая программа ДПМ ВИЭ, одноставочная цена для ВЭС снизится примерно в полтора раза относительно 2017 г., когда «Энел Россия» выиграла первые тендеры на строительство объектов ветрогенерации. В рамках второй программы поддержки ДПМ ВИЭ ожидается продолжение снижения стоимости производства на объектах ВИЭ в связи с усилением требований по локализации и требований по экспорту. Министерство энергетики ожидает, что к моменту окончания второй программы поддержки (2035 г.) ВИЭ станут конкурентоспособны с традиционной генерацией.

– Мы делали такие расчеты, но я пока не готов ими поделиться. Что касается стратегии поведения, мы, как энергетическая компания, не можем оставаться на обочине происходящих глобальных процессов, в том числе от введения Евросоюзом трансграничного углеродного налога (ТУН), который может заработать уже в 2023 г. Этот налог – продолжение политики выстраивания так называемых устойчивых цепочек поставки. То есть когда компания при реализации конкретного проекта рассматривает в качестве поставщика не только партнера с оптимальным соотношением цена – качество, но также фирмы с минимальным углеродным следом при выпуске конкретного агрегата (турбины, генератора, материалов и проч.). Таким образом, глобальные компании подталкивают всю цепочку поставщиков-подрядчиков внедрять у себя лучшие экологические практики. И здесь такая же история, но на политическом уровне: предпочтение будет отдаваться компаниям (вне зависимости от того, где они расположены), у которых углеродный след не выше определенного уровня. Это важный сигнал, который должен побудить нас принимать соответствующие инвестрешения. Ведь ТУН в конечном счете будет действовать в том числе и для европейских компаний, работающих в России и других странах. Во многих странах уже действуют и собственные национальные системы углеродного регулирования, и это правильно. Однако здесь нужно проявлять гибкость, поскольку ни у одного государства не стоит задача загубить бизнес. Поэтому если компания заявляет конкретный проект, направленный на снижение углеродного следа, то государством, я думаю, могут быть предоставлены налоговые каникулы или определенные льготы. Но при условии, что он будет реализован к времени икс и результаты подтверждены независимым аудитом. И только если обещанные мероприятия не будут выполнены, лишь тогда облагать предприятие углеродным налогом.

– Везде, где есть риск, есть и возможности для бизнеса. Это касается как ТУНа, так и введения квот на выбросы СО2 в России. Все это стимулы для дальнейшего развития возобновляемой энергетики. «Энел Россия» – часть крупной международной компании, которая объявила в качестве одной из стратегических задач сокращение выбросов СО2 к 2030 г. на 70% и выход на углеродную нейтральность к 2050 г. Это требует, с одной стороны, перевооружения и иногда даже закрытия тепловых мощностей, которые имеют самый большой объем выбросов. С другой – активных и массовых инвестиций в ВИЭ. С момента получения права на строительство Кольской и Азовской ВЭС в рамках проведенного в 2017 г. российским правительством тендера на строительство объектов ветрогенерации общие инвестиции «Энел Россия» составили уже более 18 млрд руб.

– Причина все та же – коронавирус. Когда на наших площадках возникала угроза вспышек заболевания, нам приходилось приостанавливать стройку, проводить сегрегацию персонала, обработку помещений и лишь затем возобновлять работы. Кроме того, возникли сбои в цепочках поставки импортного оборудования. А многие страны, включая и Россию, вводили ограничения на въезд для иностранцев. Эта проблема как раз затронула наши ВЭС в Ростове и Мурманске. Там очень нужны были иностранные специалисты, а поскольку они не смогли приехать, то и активность приходилось сдвигать вправо. По срокам: изначально мы заявляли об опоздании по 90-мегаваттной Азовской ВЭС в Ростовской области на шесть месяцев. Но благодаря усилиям нашей проектной команды это опоздание удалось сократить до пяти месяцев. С 1 мая 2021 г. мы начали продавать вырабатываемую ею энергию на оптовом рынке. Также на оптовый рынок с этой даты уже поставляются наши первые «зеленые электроны». Что касается Кольской ВЭС мощностью 201 МВт, ее ввод запланирован на 1 мая 2022 г. Пока мы придерживаемся этого графика, но, надеюсь, сможем и здесь сократить отставание.

– В нашем случае решение уже принято набсоветом «Совета рынка» (регулятор энергорынков. – «Ведомости»), который признал правомерными четыре месяца отсрочки по вводу Азовской ВЭС в связи с наступившими форс-мажорными обстоятельствами. И мы доказывали, почему предлагаем не штрафовать нас именно за такой срок. Размер штрафа мог составить примерно 30 млн руб. за каждый месяц, но после признания форс-мажора мы вели переговоры с участниками рынка и договорились почти с 50% крупнейших потребителей энергии. В итоге штраф сократится на 28%, что мы оцениваем как хороший результат. Думаю, что это правильно, чтобы регулятор разбирался в обстоятельствах каждого конкретного случая [задержки ввода объектов генерации] во избежание злоупотреблений в рамках некоего доказывающего форс-мажор общего правила. Нужно рассматривать конкретный случай, является ли коронавирус причиной срыва сроков или были другие причины. Но есть и то, что можно усовершенствовать в этой процедуре. Ведь после получения одобрения об отмене штрафов от регулятора приходится договариваться еще и индивидуально с каждым субъектом энергорынка [потребителями энергии]. Это дополнительная волокита, которая требует дополнительных расходов, а с кем-то из сотен контрагентов, может быть, придется судиться. Это, мне кажется, связано с неоптимальным регулированием.

– В план внесла коррективы пандемия коронавируса, которая случилась в переломный для нас 2020 год. С одной стороны, в этот год мы уже не могли рассчитывать на выручку от нашего крупнейшего актива, угольной Рефтинской ГРЭС (была продана в 2019 г. входящей в Сибирскую генерирующую компанию (СГК) «Кузбассэнерго» за 20,7 млрд руб. – «Ведомости»), с другой – заканчивались условия программы договоров о предоставлении мощности (ДПМ, гарантируют фиксированную доходность за счет дополнительных платежей оптовых потребителей энергии. – «Ведомости») по двум парогазовым установкам, которые перестали получать дополнительные платежи за мощность с энергорынка. Параллельно продолжалось строительство двух наших ветропарков в Ростове и на Кольском полуострове, что требовало существенных вложений. Поэтому и 2021 год планировался как трудный год [для компании]. И тут еще и коронавирус. Мы ежегодно пересматриваем все процессы, анализируем, где можно сократить расходы. В этом году мы особенно строго подошли к этому вопросу, сократив как операционные, так и финансовые расходы. Так, в 2020 г. была налажена работа оперативного персонала на основании данных новой системы EtaPRO, позволяющей снизить удельный расход топлива на производство электроэнергии. Что касается финансовых расходов, то в прошлом году мы успешно провели работу над сокращением ставок по кредитам и существенно уменьшили долг за счет погашения большей его части с помощью средств, вырученных от продажи Рефтинской ГРЭС.

– Мы эти цифры не раскрываем. Что касается дивидендов, мы уже сделали нашим акционерам это непростое предложение.

– Голосование по этому вопросу состоится 8 июня. Надеемся, что они поддержат решения менеджмента.

– Капзатраты в ближайшие три года составят 36,7 млрд руб. Львиная доля – 29,5 млрд руб. – пойдет на строительство двух ветропарков и модернизацию четырех блоков на наших газовых Невинномысской и Среднеуральской ГРЭС. Остальное – инвестиции в совершенствование техпроцессов. Это вложения в том числе в охрану труда и промышленную безопасность. Важная цель – достичь ноль несчастных случаев на производстве. Для меня, образно говоря, как штурмана нашей компании это такая Полярная звезда, за которой хотелось бы неукоснительно следовать. Также мы продолжим инвестировать в экологические проекты. Что касается строительства ветропарков, то нами были заключены проектные кредиты с Евразийским банком развития на строительство Азовской ВЭС и Сбербанком на строительство Кольской ВЭС, в рамках которых до 80% общих инвестиций в данные проекты может быть профинансировано за счет заемных средств.

– Как вы понимаете, такие детали являются коммерческой тайной для большинства компаний.

– Вопрос улучшения дивидендной политики можно будет обсуждать после 2023 г. – пока слишком рано. Сегодня речь идет о выплатах ежегодно фиксированной суммы дивидендов по 3 млрд руб. И как вы знаете, выплаты за 2020 г. будут произведены в 2023 г.

– Прежде всего, смогли очень быстро перевести значительную часть персонала на удаленку – буквально за три рабочих дня. Помогло то, что в последние годы мы активно вкладываем в цифровизацию, поэтому IT-инфраструктура выдержала огромную дополнительную нагрузку и позволила сотрудникам работать удаленно. Во-вторых, смогли сохранить здоровье наших сотрудников, т. е. полностью избежать летальных случаев среди заболевших коронавирусом. Также нам пришлось держать резервные вахты, минимизировать контакты персонала с помощью отдельных маршрутов (передвижения), чтобы снизить риск передачи инфекции. Привыкание к новым реалиям и поведенческим моделям потребовало от персонала колоссальных усилий, но люди справились. Менеджменту компании также пришлось очень быстро перестроиться под новую модель управления коллективом, ориентированную на большую автономию и уровень доверия.

– Порядка 40% персонала из общей численности в 1424 человека. Думаю, что вся энергетика должна извлечь уроки из этого кризиса и продолжать активно инвестировать в цифровизацию производственного цикла, чтобы можно было управлять им удаленно.

– Не совсем так. Это совершенно другой подход к управлению, требующий большего доверия. Ведь люди, как правило, дорожат своей репутацией и пытаются доказать, что могут работать и в таких условиях.

– Думаю, что 50 на 50. Опыт, конечно, нужен. В том числе и потому, что необходимо понимать как особенности компании, так и глобальные ориентиры – куда движется энергетика в целом. Но без смекалки (я бы даже назвал это по-другому – здорового эмоционального интеллекта) трудно вести за собой людей, особенно в таких сложных условиях, как сегодня.

– По итогам I квартала энергорынок демонстрирует существенное восстановление. За этот период «Энел Россия» выработала 5,5 млрд кВт ч, что на 15% больше, чем в январе – марте 2020 г. Чистая прибыль также выросла – на 8% до 1,6 млрд руб. Хочется верить, что эта тенденция продолжится до конца года. Но прогнозы в сложившейся ситуации делать трудно. Ясно, что российская энергетика и до коронавируса характеризовалась сложной ситуацией, особенно с точки зрения цен на мощность и электроэнергию. Сложности также и в том, что отрасль является структурно избыточной: конкуренция между генераторами очень высокая, что оказывает давление на цены. При этом, по нашим оценкам, доля избыточной генерации в энергосистеме составляет порядка 10–12 ГВт, в основном это неэффективные блоки с низким коэффициентом использования установленной мощности.

– Потребители, конечно, заинтересованы в том, чтобы цена на электричество была максимально низкой при соответствующем уровне сервиса: чтобы частота и продолжительность отключений оставались минимальными. Это желание есть у всех – от аграриев до металлургов. И это абсолютно нормально. Другое дело, что российский энергетический сектор помимо самой стоимости производства электроэнергии еще живет в реалиях не совсем прозрачных надбавок и перекрестного субсидирования. Наверное, это сложная правительственная задача, которую еще предстоит решить – внести максимальную прозрачность по всей цепочке ценообразования [энергии] для конечного потребителя.

– Это проект нашей материнской компании – группы Enel. Поэтому я могу сказать лишь о том, что везде, где группа имеет активы в возобновляемой энергетике, мы рассматриваем целесообразность производства зеленого водорода. И Россия не исключение. Но мы находимся лишь на стадии предварительного технико-экономического обоснования. Нужно все посчитать: какие объемы производства зеленого водорода реалистично ожидать на базе конкретного ветропарка, какая будет цена, что с логистикой, будет ли этот объем востребован рынком.

– Думаю, что ориентировочно к концу 2021 – началу 2022 г.

– Водородная энергетика – это инструмент для снижения углеродного следа в народном хозяйстве в целом. Но у водорода много оттенков, скажем так, от серого и до зеленого. Зеленый водород самый экологичный. И по мере того как российский бизнес будет стремиться снизить углеродный след своей продукции, будет расти интерес ко всем инструментам, которые помогут это сделать. Я думаю, что у многих российских компаний скоро появится интерес к заходу в такие проекты или к потреблению самого водорода. Если говорить о потенциальных партнерах, то здесь может быть самый широкий круг: и те, кто готов инвестировать в выпуск водорода, и его покупатели. Главное, что курс на зеленый водород может стать мощным драйвером для развития возобновляемой энергетики в России, поскольку самый экологичный зеленый водород производится на базе ветряных, солнечных и гидроэлектростанций. Потребителями в первую очередь могут стать отрасли, экспортирующие свою продукцию в страны ЕС и желающие избежать углеродного налога. В первую очередь это металлурги, но не только они, а любая энергоемкая отрасль.

– Думаю, что рынок водорода имеет краткосрочную перспективу, если вести речь об экспорте. Страны во многих сторонах света сегодня встраивают идею использования водорода в национальные планы по снижению выбросов парниковых газов. Например, в июле 2020 г. Еврокомиссия опубликовала «Водородную стратегию для климатически нейтральной Европы». План предусматривает вложение 470 млрд евро в строительство электролизных мощностей в течение 30 лет. Эти мощности будут питаться возобновляемой электроэнергией новых солнечных и ветряных электростанций, на строительство которых будет инвестировано еще 340 млрд евро. А в среднесрочной перспективе заработает и российский внутренний водородный рынок. Краткосрочный период составляет до трех лет, а среднесрочный – порядка 10 лет.

– Сегодня возобновляемой энергетике сложно конкурировать без механизмов поддержки, коими являются ДПМ. Но с другой стороны, ДПМ стимулируют дополнительные инвестиции в создание производственного кластера, в том числе ветрогенерации. Но масштаб изменений, конечно, зависит от амбициозности планов и конечных целей, которые ставятся [правительством для развития ВИЭ]. Если бы мы жили в другой парадигме – я эту проблему не обсуждаю, просто как пример хочу привести, – амбиции были бы выше и отсутствовали требования к локализации, то и ценообразование объектов ВИЭ на конкурсах было бы качественно другое.

Не стоит забывать, что расходы, которые мы как обыватели несем из-за вреда нашему здоровью под влиянием плохой экологии, или, к примеру, затраты на захоронение использованного ядерного топлива – этих расходов в энерготарифе не найти. Поэтому ответ на вопрос, насколько конкурентоспособны ВИЭ, далеко не очевиден.

– В России – да.

– Многие страны на самом деле уже проводят тендеры, в которых за определенный объем мощностей могут бороться абсолютно разные объекты генерации: от атомных до солнечных и ветряных энергоблоков. И ВИЭ нередко побеждают именно по ценовым параметрам, по одноставочной цене. Технологически нейтральные аукционы проводились в Италии, Словении, Венгрии, Хорватии, Великобритании, Чили и Бразилии. Согласно исследованию консалтинговой компании Lazard, опубликованному в октябре 2020 г., одноставочная цена некоторых видов ВИЭ-генерации в Европе, Бразилии, Австралии и ряде других стран ниже газовой и угольной и сопоставима с атомной.

– Во-первых, это плата за локализацию. Хотя, с моей точки зрения, локализация очень правильная вещь. Так, если строить ветропарк в Мурманской области на базе российского оборудования или выпущенного в Китае – это абсолютно разные проекты с точки зрения углеродного следа. Но на первом этапе за локализацию придется заплатить. Во-вторых, это то, что в отношении развития ВИЭ в России амбиции, т. е. планируемые объемы строительства, очень невелики. Потому что сначала [государству] хотелось протестировать, как это все будет работать: создать производственный кластер и посмотреть на качество и цену комплектующих для ВЭС (лопастей, башен, генераторов и проч.). Также необходимо было обучить целый класс профессионалов в этой области. И за это также приходится платить потребителю. При этом государству нужно сохранить баланс интересов. С одной стороны, это задачи создать в России новый кластер и новые рабочие места, освоить новые технологии. С другой – у нас есть оптовые потребители энергии, которые видят в этом лишь дополнительные расходы, отражающиеся в их ежемесячных счетах. Хотя, по справедливости сказать, они выступают не столько против ВИЭ, сколько против использования на энергорынке малопрозрачных схем. К нам же многие крупные потребители уже обращаются с просьбами о заключении договоров на поставку зеленой энергии для снижения углеродного следа. То есть потребители выступают за справедливую цену электроэнергии, а не идеологически против ВИЭ. Также я солидарен с ними в том, что в российской энергетике есть огромный объем низкоэффективных, изношенных мощностей. И с вводом каждого мегаватта зеленой генерации должно выводиться из эксплуатации столько же старой генерации.

– Не только о них. Есть многие тепловые энергоблоки или котельные, имеющие очень низкие КПД.

– Безусловно, мы уже сейчас и в дальнейшем будем заинтересованы в развитии зеленых активов – как ветропарков, так и солнечных станций. Однако, хотя у нас есть уже достаточно широкий портфель в ветре и солнце, перед тем как принимать участие в каком-то конкурсном отборе, мы будем взвешивать все «за» и «против» по каждому конкретному проекту. Поэтому конкретные цифры, как будет меняться установленная мощность наших ветряных и солнечных станций, не смогу оценить. Вот, к примеру, в июле – августе уже должен пройти очередной конкурсный отбор проектов по ДПМ ВИЭ, но до сих пор не все его параметры известны.

– Безусловно. Хотя мы сделаем все, что в наших силах, чтобы принять участие. Однако компания входит в международную группу, и доступный инвестресурс распределяется не только в пользу России. Там, где инвестиционный климат лучше и условия тендера понятны задолго до часа икс, туда охотнее могут деньги выделить. Работает межстрановая конкуренция.

– Мы проводим измерительные работы в нескольких регионах России, среди которых можно отметить и Республику Татарстан, и Ленинградскую область, и Саратовскую область, и Ростовскую область в том числе. Мы оцениваем различные площадки в этих регионах с точки зрения их потенциала для строительства объектов возобновляемой энергии. Однако практическая реализация проектов будет зависеть от результатов участия Enel в тендере в рамках программы поддержки ВИЭ на период 2025–2035 гг.

– Напомню, что тогда наша материнская компания – группа Enel объявила, что не получала никаких предложений от «Интер РАО». Со своей стороны могу сказать, что на данном этапе мы не рассматриваем продажу какого-либо актива.

– Без сомнения, в газовой генерации надо уходить от паросиловых циклов и развивать парогазовые технологии с высоким КПД. Причем это ведь не новые технологии, они распространены во многих странах много лет. Но в России пока нет собственного серийного производства [таких турбин]. Это, безусловно, было бы логично и нужно рынку. Но когда это случится – трудно сказать.

– На данном этапе рано давать оценки, поскольку локализованные турбины должны еще показать себя на деле.

– Есть родина и есть отчизна – место, откуда отец родом. И меня всегда так в семье воспитывали. Я, можно сказать, всегда рос одной ногой здесь – другой там. Поэтому было абсолютно логично приехать работать в Россию. В первую очередь это было связано с моими личными душевными факторами. Ну и действительно мне здесь очень комфортно: я быстро нахожу общий язык и с подчиненными, и с руководством, а также со многими представителями власти и бизнесменами. То, что у меня паспорт другого государства, не мешает нам понимать друг друга. Кроме того, Россия в отличие от стран Европы активно и бурно развивается, перемены происходят во многих сегментах экономики. Не без проблем, конечно, не без сложностей. Но когда я просыпаюсь и иду на работу, я знаю, что скучно мне точно не будет.

– У меня есть историческое образование. Но по ряду веских причин я вряд ли когда-нибудь стану настоящим историком. Как вы верно заметили, выкроить время для того, чтобы серьезно заниматься этим делом, я не могу – работа занимает большую часть времени. Но это не мешает мне быть жадным читателем исторической литературы. Спектр интересов очень широкий: современная история, революция, Древняя Русь и т. д. Погружаюсь также в русское искусство, это тоже зона пристального интереса. С детства увлекаюсь вопросами языкознания и этнографией России – ведь это такая Вавилонская башня в лице многонационального государства. Именно поэтому меня всегда интересовали вопросы национальной политики, межэтнических отношений.

– Недавно прочитал биографию Сталина авторства Олега Хлевнюка. На очереди у меня биографии Петра I и Екатерины Великой уже зарубежных современных историков.

– На самом деле я охотно могу копаться в архивах в поисках в том числе и документов, имеющих отношение к истории моей семьи, моих предков. Но не думаю, что я смогу заняться серьезной исследовательской работой до выхода на пенсию. (Смеется.)