Сеанс одновременной игры

В 1972 г. русский и американец, Борис Спасский и Роберт Фишер, сошлись в борьбе за мировую шахматную корону. Мир к тому времени уже 10 лет остывал от Карибского кризиса, но пропаганда двух империй работала как подорванная – США выводили войска из Вьетнама, СССР боролся с диссидентами. Шахматный бой двух гигантов был как нельзя кстати: амбиции искрили, общественное мнение пропиталось пафосом. Несколько лет спустя знаменитый драматург Тим Райс ухватился за идею сделать из этого сюжета мюзикл и привлек к делу модных композиторов шведского квартета ABBA Бенни Андерссона и Бьорна Ульвеуса.

Мюзикл – это как бы низкий жанр. Слишком зрелищный, чтобы быть серьезным, мюзикл выдает шик, блеск, красоту и внезапно поющих героев, не располагая к мыслительному процессу. Но стоит копнуть поглубже, и выяснится, что его генезис сильно отличается от происхождения музыкального театра. К моменту появления мюзикла на свет (кстати, официально зафиксированного премьерой спектакля Black Crook в Нью-Йорке в 1866 г.) музыкальный театр был баловнем королевских дворов. А мюзикл, внебрачный сын искусства для богатых, родился в виде акционерного предприятия с крепкими мускулами вместо чувства прекрасного и задачей вернуть с прибылью вложенные в него деньги.

Мюзикл изначально делал ставку не на капризы узкой группы лиц, а на интерес множества простых людей – работяг, фермеров и водителей, готовых потратить на спектакль кровно заработанные деньги. Мелодрамами с розовыми бантиками эту публику было не пронять. Жанр отвечал запросу зрителей, а значит, всеми средствами стремился рассказать о выживании маленького человека в большом и жестком мире. А уж после краеугольных West Side Story (1961) и Evita (1996) мюзикл окончательно и победно подтвердил мысль, что нет плохих жанров, есть плохие произведения.

Так что нечего удивляться, что в мюзиклах на равных танцуют нацисты (The Sound of Music, 1959), бывшие любовники мамочки (Mamma Mia, 1999) и кошки (Cats, 2019). Мюзикл не гарантирует хеппи-энда и не ограничивает себя в темах. Тут главное – актуальность и острота. Логично, что в 1980-х сюжетом мюзикла стал бой за шахматную корону между советским и американским гроссмейстерами. Никакой интеллектуальности и умничания: «Шахматы» (Chess, 1984) с самого начала должны были брать за горло и держать интригу до конца.

Авторы подошли к делу со всей ответственностью. Для вдохновения натурой в январе 1983 г. все трое – Райс, Андерссон и Ульвеус – приехали в СССР, надели шапки-ушанки, посмотрели на очереди и заглянули в мрачные лица сопровождающих. Большой театр и Алла Пугачева были бонусом, и авторы так вдохновились, что предложили певице роль советской жены главного героя мюзикла, но Пугачева – по понятным причинам – принять предложение не смогла. Между тем опытный Райс закрутил в сюжете отличную интригу, сплетя двух мужчин, двух женщин, КГБ, желтую прессу, отзвуки венгерских событий, – и сделал это по всем канонам жанра. Мастеровые шведы присыпали свой фирменный стиль лирикой Чайковского (напрашивавшейся из ностальгии советского гроссмейстера) и тональностью идиш-музыки (в финальной арии Роберта Фишера). В 1984 г. мюзикл «Шахматы» вышел в лондонском Вест-Энде и сразу стал бестселлером.

Показать «Шахматы» в России решил продюсер Дмитрий Богачев, тот самый «вопрекист», который уже лет 20 продирается к публике через жесткость правообладателей и шаткость своего административного ресурса. «Мамма миа!», «Красавица и чудовище», «Звуки музыки»», «Призрак оперы», «Шоу пошло не так» – это все его работа. Пандемия ему тоже оказалась нипочем: в октябре Богачев рискнул, выпустил премьеру – и выиграл: мюзикл о временах холодной войны с героем-американцем с придуманной 40 лет назад фамилией Трампер сегодня смотрится очень театрально.

Трудно точно понять, отчего советский шахматист (по сценарию Анатолий Сергиевский – Александр Суханов) получился несколько блеклым в сравнении с американским (Фредди Трампер – Александр Бобров). Может, дело в цельности прототипа: русский писался с нескольких героев – Бориса Спасского, Виктора Корчного, Анатолия Карпова (именно Карпов сидел на премьерном показе в зале МДМ). Американец – со знаменитого enfant terrible мировых шахмат Роберта Фишера, скандалиста, невротика, завзятого левака, превратившего аутичных интеллектуалов-шахматистов в богатых людей и в одиночку заразившего Америку шахматной игрой. Сеть хранит слова Фишера: «Русский контроль в шахматах достиг такого уровня, когда честное соревнование за звание чемпиона мира уже невозможно». Его занимали не только идеологии, но и вполне земные материи: «Я добьюсь того, чтобы к шахматам относились с не меньшим уважением, чем к боксу». А его соперник Борис Спасский ласково комментировал: «Фишер – наш профсоюз».

В мюзикле русский не столько спасается от питоновых объятий КГБ, сколько блуждает между двумя женщинами, как между старой жизнью и новой. По безысходности эти метания напоминают незабвенного Бузыкина в «Осеннем марафоне» Данелии и вызывают к герою скорее сочувствие, чем уважение или восторг. Азартный Фишер, по случаю влипающий в чужую интригу, выходит из нее с красивым жестом к бывшему визави, указывая ему на недочеты нового противника, – исключительно из цельности и бескорыстной любви к великой игре.

Подгонку мюзикла под наши широты делали режиссер Евгений Писарев, интерпретатор текстов Алексей Иващенко и вдохновенно проведший премьеру дирижер Евгений Загот. Очень помогли спектаклю работа художника-постановщика Николая Симонова и художника по свету Александра Сиваева, с виртуозным профессионализмом превративших два уровня сцены в советскую малогабаритку, аэропорт, номер отеля, зал шахматных баталий и тропики Бангкока. Чуть режет глаз клюквенная «Калинка» офицеров в штатском (особо прекрасен мрачный Александр Матросов в роли кагэбэшника Молокова). Но российский зритель, закаленный ретро-клюквой «Войны и мира» от BBC, к ляпам «а-ля рюс» относится равнодушно. А еще в российской версии есть голос-камертон, очень хорошее сопрано Анны Гученковой в роли советской жены главного героя. Дуэт «Я знаю его хорошо» прозвучал лирическим гимном.

Ну и две лучшие сцены. Первая – момент получения русским гроссмейстером британского подданства – будто парадоксально вобрала в себя всю отечественную культуру – от эстрадных куплетов и «Клопа» Маяковского (в исполнении Леонида Якобсона) до «Анюты» Чехова (Александр Белинский и Владимир Васильев). Чиновники в круглых очочках выделывают кабриоли меж столов, смачно ставят печати и поют куплеты про «ходят тут всякие». Вторая прекрасная сцена – кульминация, которой и положено быть особенной. При шахматной схватке сцена разделена пополам, в центре – стол и два противника, а по обеим сторонам – группки секундантов, американцы и русские. В это время на заднике сцены идет нарезка документальных кадров той поры. Стучит по столу кулаком Никита Хрущев, что-то объясняет Роберт Кеннеди. Улыбается Юрий Гагарин, делает свой шаг Нил Армстронг. Американские танки утюжат джунгли Вьетнама, советские – горы Афганистана. И вдруг – парадоксы времени! – оказывается, что эти разные миры будто написаны под копирку.

И вот она, мораль развлекательного жанра: пусть люди живут, где им нравится, играют в шахматы, любят кого хотят и вообще будут счастливы. Независимо от эпох и идеологий.