Вт. Дек 10th, 2024

Новости России и мира

Новости, обзоры, публикации

Маркус Хинтерхойзер: Зальцбургский фестиваль – очень дорогое предприятие

Интендант Зальцбургского фестиваля – о том, как живет самый богатый музыкальный форум планеты и почему исследование современности – ключевая цель любого искусства

Пианист, куратор, интендант Зальцбургского фестиваля Маркус Хинтерхойзер /Salzburger Festspiele

Профессиональный пианист и опытный куратор Маркус Хинтерхойзер начал карьеру на старейшем музыкальном фестивале мира в 1990-е гг., когда Зальцбург заслужил репутацию форпоста актуального искусства и интеллектуального центра объединенной Европы. В 2001 г., после ухода легендарного интенданта Жерара Мортье, Зальцбург вступил в эпоху смуты – руководители фестиваля менялись один за другим, и форум в отсутствие внятной художественной политики стремительно терял престиж. Все изменилось в 2017 г., когда с назначением на пост интенданта Хинтерхойзер вернул фестивалю реноме важнейшего культурного института Европы, а выручка от продажи билетов в первый же сезон выросла на 1,6 млн евро (примерно до 30 млн евро). Один из самых известных культурных менеджеров Европы побывал в Москве на презентации программы фестиваля-2019, организованной Российским обществом друзей Зальцбургского фестиваля, после которой ответил на вопросы «Ведомостей».

«Художник обязан бросать аудитории вызов»

– Сегодня фестивальный рынок переживает эпоху перемен – привычную расстановку сил заметно преобразила серия кадровых перестановок, начавшаяся в 2017 г. с вашего назначения в Зальцбург. В прошлом году Бернар Фоккруль уступил кресло интенданта фестиваля в Экс-ан-Провансе Пьеру Оди, Рурскую триеннале возглавили Кристоф Марталер и Штефани Карп. Этот окружающий контекст как-то влияет на художественную политику Зальц­бургского фестиваля?

– Конечно, я стараюсь следить за ситуацией, складывающейся в последние годы на европейской сцене. Но Зальцбургский фестиваль – предприятие настолько грандиозное, что мне все-таки приходится в большей степени концентрироваться на том контексте, который он сам создает вокруг себя. Смотрите сами: прошлым летом мы продали 260 875 билетов, в этом году за 43 дня проведем 199 спектаклей и концертов на 16 площадках – в плане масштаба деятельности с Зальцбургом очень трудно конкурировать.

– В разные годы вы работали в Зальцбурге в разном качестве, отвечая за достаточно локальные участки программы: возглавляли фестиваль внутри фестиваля, посвященный современной музыке, потом курировали концертную афишу. Когда вам предложили пост интенданта, отвечающего за всю художественную политику форума, не отпугивала вас гигантомания Зальцбурга?

– От этих цифр действительно голова идет кругом даже у меня. Но одновременно размах фестиваля предоставляет сотрудничающим с ним артистам ни с чем не сравнимую художественную свободу: акустика Зальцбурга позволяет прозвучать проектам, которые не рискнул бы осуществить ни один другой художественный форум планеты. Конечно, это накладывает груз ответственности: фестиваль для меня – это прежде всего инструмент, с помощью которого мы посылаем определенное послание сегодняшнему миру. Миру, который с каждым годом становится все более и более поверхностным и легкомысленным. Выдающиеся произведения, которые исполняются в Зальцбурге, как нельзя лучше подходят для того, чтобы подтолкнуть публику к размышлениям о себе, об окружающей нас реальности, о том, кто мы и куда идем.

– Но публика в большинстве своем приходит в театры и концертные залы совсем не для того, чтобы думать, а уж когда она платит за билет на оперный спектакль 440 евро – тем более (стоимость самых дорогих билетов на Зальц­бургский фестиваль – 2019. Для сравнения: самый дорогой билет на премьеру в Парижскую оперу в 2018 г. стоил 230 евро, в Берлинскую государственную оперу – 275 евро).

Родился
в 1958 г. в Ла-Специи (Италия). Учился игре на фортепиано в Венской консерватории и зальцбургском «Моцартеуме»

1993

художественный
руководитель фестиваля Zeitfluss (в рамках Зальц­бургского фестиваля) – по 2001 г.

2002

художественный руководитель фестиваля Zeit-Zone (в рамках Венского фестиваля)

2005

руководитель концертных программ Зальцбургского фестиваля (по 2014 г.)

2012

врио интенданта Зальцбургского фестиваля

2014

интендант
Венского
фестиваля

2017

назначен интендантом Зальцбургского фестиваля сроком на пять лет, в 2019 г. контракт интенданта фестиваля продлен до 2026 г.

– А искусство никогда не ищет легких путей. Художник обязан бросать аудитории вызов. Я отнюдь не предлагаю подменять художественное высказывание идеологическим и тем более не призываю артистов переквалифицироваться в миссионеров. Но нет такой великой оперы, пьесы или романа, которые были бы сочинены в прошлом и которые могли бы существовать сегодня вне определенного социального контекста. Эпохи барокко или классицизма давно кончились, мы живем здесь и сейчас. Так что я не преувеличу, если скажу, что искусство – это всегда политика.

– Постановка «Милосердия Тита», осуществленная в Зальцбурге в 2017 г., в которой главным действующим лицом стала толпа беженцев, была вашей декларацией о намерениях?

– В определенном смысле да. Питер Селларс и Теодор Курентзис размышляли в своем спектакле о природе власти, о раскаянии и прощении – о каких-то ключевых экзистенциальных проблемах, с которыми сталкивается каждый из нас. Работа над этой постановкой стала уникальным опытом: временами возникало ощущение, что мы рассматриваем партитуру Моцарта через микроскоп, вглядываясь в мельчайшие детали, которые до сих пор оставались незамеченными. Самым важным в «Милосердии Тита» для меня было то, что Селларс и Курентзис постарались взглянуть на оперу 1791 г. с точки зрения нашего времени, сочиняя спектакль про нас сегодняшних, – эта оптика подходит современному музыкальному театру больше всего. Я убежден в том, что ключевая цель искусства – рефлексия и анализ современности. Мы не можем заглядывать в будущее, о прошлом мы знаем на самом деле не так уж и много, так что подлинным предметом искусства может быть только настоящее.

«Фестивальный рынок существует в условиях колоссального перепроизводства»

– Под вашим тезисом о подлинном предмете искусства мог бы подписаться и Жерар Мортье, под руководством которого вы начинали карьеру в Зальцбурге. Насколько сильно изменился облик фестиваля с тех пор?

– Я бы сказал так: фестиваль изменился ровно в той степени, в какой изменилась окружающая нас действительность. В 90-е Мортье приходилось работать в совершенно другой реальности – когда не было ни интернета, ни селфи, когда последним писком моды считались факс-машины, а весь наш офис был завален километрами бумаги. Хватает и других перемен, заметных невооруженным глазом. До того как начать работать на фестивале, я учился в Зальцбурге и хорошо помню, чем город рубежа 1980-х и 1990-х отличался от сегодняшнего. В те времена тебя на каждом шагу окружала реклама звукозаписывающих компаний, она была буквально везде. И корпорации-мейджоры, и небольшие лейблы оказывали сильнейшее влияние на мировую музыкальную сцену, очень поддерживая работу фестиваля – и финансово, и PR-сопровождением. Сегодня, когда индустрия звукозаписи переживает, мягко говоря, не лучшие времена, ни о чем подобном и мечтать не приходится – и этого содействия фестивальному рынку очень не хватает.

– Когда два года назад вы возглавили фестиваль, возникло стойкое ощущение, что вы пытаетесь повторить опыт Мортье, опираясь на новое поколение художников и новую конъюнктуру рынка. Насколько уместными вам кажутся подобные параллели?

– Мортье стал интендантом Зальцбурга в очень удачное время. Момент был вполне исторический – в 1989 г. умер Герберт фон Караян, руководивший фестивалем на протяжении 33 лет. Необходимость перемен витала в воздухе – было очевидно, что после ухода великого дирижера, который контролировал работу фестиваля вплоть до мельчайших деталей, являясь его лицом и главным героем, продолжать все по-старому просто невозможно. Отказываться от привычек, которые прививались десятилетиями, – задача не из легких, но Зальцбург все-таки решился на тектонический сдвиг. В этом смысле осуществлять даже самые радикальные реформы в начале 90-х было гораздо проще – им благоволило само время. Немаловажно и то, что экономическая ситуация в мире была куда более позитивная, чем сейчас, – а это все-таки очень важный фактор. Есть и еще один нюанс: сегодня найти новую идентичность для художественного форума куда труднее, чем четверть века назад. Фестивальный рынок существует в условиях колоссального перепроизводства: куда ни кинь, всюду фестивали – в каждом городе, в каждой деревне, в каждом углу. Нас спасает только наличие фундамента, на который можно опереться, – Зальцбургский фестиваль за свою 99-летнюю историю сформировал свою уникальную традицию. Отмахиваться от нее, [начать] жить с чистого листа было бы глупо, так что для меня наибольший интерес представляет возможность навести мосты между прошлым и сегодняшним днем, используя опыт Зальцбурга.

Русский акцент

99-й Зальцбургский фестиваль проходит с 20 июля по 31 августа 2019 г. В центре его программы – семь оперных спектаклей, пять из которых будут представлены впервые. Отличительная черта афиши нынешнего года – обилие русских имен: в новой постановке моцартовского «Идоменея» (на фото), которая прошла под руководством Теодора Курентзиса, принял участие отечественный хор musicAeterna, премьерой «Симона Бокканегры» Джузеппе Верди продирижирует Валерий Гергиев, а возвращение в программу фестиваля «Саломеи» Рихарда Штрауса в постановке Ромео Кастеллуччи пройдет при поддержке фонда V-A-C Леонида Михельсона.

– Вы именно это имели в виду в программах Ouverture Spirituelle, концертного эпиграфа фестиваля, соединяя, к примеру, сочинения мастера раннего немецкого барокко Генриха Шютца с музыкой Галины Уствольской, одного из главных русских композиторов конца ХХ в.?

– Это, конечно, показательный пример. Хотя за минувшие 10–15 лет Зальцбург сделал для популяризации музыки ХХ в. столько, что я уже немного устал этим заниматься. Я мечтаю дожить до тех времен, когда программа, состоящая из сочинений Луиджи Ноно и Паскаля Дюсапена, будет восприниматься публикой так же спокойно, как концерт с музыкой Шуберта, Шумана и Моцарта, когда само понятие «современная музыка» перестанет существовать.

– Зальцбургскому фестивалю грех жаловаться на невнимание публики к новому репертуару – разве билеты на концерты современной музыки не разлетаются у вас как горячие пирожки?

– Нам удалось рекордно увеличить процент современной музыки в фестивальных программах, работая над этим из года в год, проводя одну ретроспективу важнейших композиторов нашего времени за другой. То, что публика голосует за эту политику деньгами, чрезвычайно важно. Я не хочу преувеличивать наших заслуг, но, честно говоря, в мире нет ни одной другой институции, которая бы исполнила все сочинения Луиджи Ноно, как это сделали в Зальцбурге. Мы не успели поставить и сыграть лишь одну его партитуру – Intolleranza 1960 («Нетерпимость 1960»), но планируем сделать это в самое ближайшее время. Актуальность этой оперы с каждым годом только возрастает: что такое терпимость и толерантность сегодня и что эти понятия значат в принципе – по-моему, трудно найти более важную и насущную тему для разговора.

«Курентзис – исключение из любых правил»

– Вокруг Зальцбургского фестиваля исторически сформировался имидж института буржуазного и, как следствие, чрезвычайно консервативного. Как вам удается сохранять в программной политике форума баланс между мейнстримом и радикальным искусством, между конъюнктурой рынка и традиционалистскими вкусами большинства здешней публики? Это ведь не только эстетическая, но и финансовая проблема.

– Повторюсь: Зальцбургский фестиваль – очень дорогое предприятие, и мы вынуждены не только тратить, но и зарабатывать. К примеру, бюджет прошлогоднего фестиваля составил чуть больше 60 млн евро, при этом минувшим летом мы получили порядка 30 млн евро от продажи билетов. В этом смысле моя художественная политика ограничена очень жесткими экономическими рамками. Так что я счастлив, когда в Зальцбург приезжают Йонас Кауфман и Анна Нетребко – и на их выступления невозможно достать билеты. Популярность этих замечательных музыкантов дает мне возможность совершать не слишком популярные репертуарные шаги. Так что я не вижу особого конфликта между условным мейнстримом и условным новым искусством – сегодня фестивалю приходится иметь дело с куда более серьезными проблемами. Как я уже говорил, музыкальная сцена по-настоящему страдает без поддержки со стороны индустрии звукозаписи – ее отсутствие становится ощутимее с каждым годом. О ком бы из крупных музыкантов старшего поколения мы ни говорили – хоть о Марисе Янсонсе, хоть о Риккардо Мути, – секрет популярности этих артистов кроется не только в их даровании, но и в том, что в их продвижение было вложено много усилий и денег. Среди среднего и молодого поколения сегодняшних музыкантов хватает превосходных артистов, но их карьерами почти никто не занимается, они предоставлены сами себе.

– Но опыт вашего фаворита Теодора Курентзиса говорит скорее об обратном – его мировая карьера по-настоящему началась только после премьеры «Милосердия Тита». Не свидетельствует ли это о том, что Зальцбургский фестиваль сам по себе прекрасно справляется с функцией производителя репутаций?

– Курентзис все-таки совершенно особый случай, он исключение из любых правил. Это как раз редкий пример сегодняшнего музыканта из среднего поколения, который может продавать себя сам. Он фантастический художник, работать с которым для интенданта фестиваля – большая удача, особенно в период его творческого становления, когда он только ищет, пробует, экспериментирует. Курентзис обладает уникальными способностями – он напоминает мне шамана. Элиас Канетти в книге «Масса и власть» очень интересно пишет о диалектике дирижерской профессии: дирижеру приходится устанавливать зрительный контакт с музыкантами – и одновременно убеждать, соблазнять две, три, четыре тысячи человек, которые пришли на концерт и видят только его спину. Курентзис – музыкант, который способен повелевать. Именно поэтому он, возможно, так раздражает своих недоброжелателей. Великие дирижеры наших дней зачастую выглядят так, как будто они работают менеджерами среднего звена в банке – какими бы чудесными музыкантами они ни были, публике хочется чего-то большего. У Курентзиса есть то, что практически отсутствует у большинства его современников, – не просто харизма, а аура, необъяснимая и потому притягательная.

«Экспериментировать в Зальцбурге было бы не слишком умно»

– В Зальцбурге удача сопутствовала вам с первых же шагов. Фестиваль 2017 г. вызвал восторженный прием и у публики, и у профессионального сообщества, и, что немаловажно, он оказался чрезвычайно благополучным в финансовом смысле. Но заочно его афиша выглядела очень рискованно: хедлайнерами стали артисты, никогда не выступавшие в Зальцбурге: Владимир Юровский, Андреас Кригенбург, Саймон Стоун, тот же Курентзис. До какой степени вы прогнозировали успех – или это был скорее эксперимент над фестивалем и его публикой?

– Я никогда на 100% не уверен в том, что делаю, тем более если мы говорим о первом годе моего интендантства. Но одновременно я считаю, что экспериментировать в Зальцбурге было бы не слишком умно – я достаточно хорошо понимал, чего ждать от каждого из художников, дебютировавших на фестивале тем летом. Для меня было важно на первом же фестивале представить Зальцбургу тех режиссеров, с которыми я планирую сотрудничать до конца своего контракта. А вот что было действительно рискованно, так это то, что из пяти оперных премьер три были поставлены по партитурам ХХ в. Конечно, «Воццек» и «Леди Макбет Мценского уезда» – это уже классика, но определенная опасность в таком решении все-таки была. Впрочем, в итоге билеты на эти спектакли были раскуплены еще задолго до начала фестиваля.

– В какой из пяти премьер нынешнего года вы рискуете больше всего?

– Я бы тут не стал выделять какой-то один проект – вся программа фестиваля 2019 г. кажется мне очень рискованной, и этим она мне очень нравится. Вот, скажем, «Идоменей» Моцарта – Питер Селларс и Теодор Курентзис ставят оперу об океане, написанную 25-летним зальцбургским юношей. «Идоменей», если помните, начинается с того, что главный герой возвращается с войны героем – и в этот момент природа говорит ему: ага, ты думаешь, что ты победитель? Тогда я покажу тебе, кто победил на самом деле. Селларс сделал очень решительный шаг в трактовке «Идоменея»: он размышляет в своем спектакле о проблеме подъема уровня мирового океана, спровоцированного глобальным потеплением, а еще о его загрязнении пластиком. Эта ситуация может привести к тому, что через 10–20 лет многие страны в южной части Тихого океана будут стерты с лица Земли. Посмотреть сквозь призму «Идоменея» на драматические геополитические реалии современного мира – по-моему, это великолепная идея. С другой стороны, в этом году в Зальцбург возвращается Саймон Стоун, настоящая суперзвезда европейской театральной сцены…

– …который два года назад в Зальцбурге дебютировал на оперной сцене именно по вашему приглашению…

– …и у ног которого сейчас лежит вся музыкальная сцена – в последнее время Стоун работает в опере куда охотнее, чем в драме. В этом году он ставит «Медею» Луиджи Керубини – очень рискованный проект. Все-таки это название не принадлежит к числу самых популярных в оперном репертуаре, у нас больше нет Марии Каллас, которая сделала его знаменитым. Впрочем, у нас есть дирижер Томас Хенгельброк, великолепный специалист по музыке XVIII в., на сотрудничество с которым я возлагаю большие надежды.

– В 2020 г. музыкальный мир будет отмечать 250-летие Бетховена и 100-летие Зальцбургского фестиваля. Как вы планируете синхронизировать два этих юбилея в программе?

– Юбилей Бетховена будет праздноваться по всему миру, а вот 100-летний юбилей фестиваля можно отметить только в Зальцбурге. Так что никакого особенного бетховенского акцента в программе будущего года ожидать не стоит. Да, в рамках Ouverture Spirituelle будет исполнена «Торжественная месса», да, Игорь Левит сыграет все 32 фортепианные сонаты – мне показалось важным, чтобы вместе с фестивальной публикой в это приключение пустился очень молодой музыкант, которому в будущем году исполнится всего 33 года. Мы отдали Бетховену должное еще в прошлом году, когда Курентзис и его оркестр musicAeterna сыграли у нас все симфонии, так что юбилей композитора мы начали отмечать, кажется, первыми из крупных фестивалей.

– Официально программа фестиваля 2020 г. будет объявлена только осенью. Если постараться обойтись без спойлеров – к чему нам готовиться?

– Могу пока только намекнуть, что мы посвятим программу изучению ДНК фестиваля – а значит, нам не обойтись без двух ключевых его фигур, Моцарта и Рихарда Штрауса, альфы и омеги Зальцбурга. Понятно, что трудно будет избежать разговора о двух краеугольных темах оперного жанра – о силе страсти и о силе власти. Но вообще-то я бы предпочел вернуться к этому разговору в ноябре.