«Я не удивлен, что Россия первой создала вакцину от COVID-19»

Роспатент хочется назвать тихим ведомством. Отсюда не исходит шокирующих бизнес законодательных инициатив, сюда не обращаются с призывами снизить налоги или любой ценой защитить отечественного производителя. Но то, чем занимается Роспатент, – золотой фонд современных компаний, то, что очень дорого ценится в мире: изобретения, эксклюзивные технологии, инновации. Поэтому руководитель Роспатента Григорий Ивлиев не случайно обращает внимание на необходимость капитализации интеллектуальных достижений. Таких, с которыми бизнес стоит дорого и способен успешно конкурировать и побеждать в любой стране. А, например, в фармацевтике, самом патентоохраняемом, по словам Ивлиева, направлении, конкурентная борьба разворачивается и непосредственно с участием патентных организаций. 

– На сегодня зарегистрированы две вакцины. Патент на вакцину Центра Гамалеи был выдан в мае, на вакцину центра «Вектор» – в октябре. Стоит отметить, что оба центра после регистрации базовой вакцины зарегистрировали еще по две ее модификации. Поступают также заявки на тесты. Всего на начало ноября мы получили более 400 заявок на изобретения и полезные модели, созданные для борьбы с вирусом. Это очень много. По 118 заявкам приняты решения, выдано более 90 патентов. Из них шесть патентов на вакцину, семь патентов на лекарственные препараты для лечения и профилактики COVID-19 и его осложнений, 12 патентов на диагностические тест-системы, методы диагностики, 33 патента на дезинфицирующие технологии, 11 патентов на средства индивидуальной защиты, а также патент на аппарат искусственной вентиляции легких (ИВЛ). 

– Мы выдаем патент на изобретение. Это техническое решение. Минздрав отвечает за дальнейшую судьбу запатентованных вакцин, лекарств и медицинских изделий, в том числе за внесение их в государственный реестр.

Если вы хотите спросить, почему вакцину Центра Гамалеи разрешили использовать, не дожидаясь третьей стадии испытаний, то мы понимаем почему. Эта вакцина создана с использованием уже имеющихся в нашей стране технологий, которые доказали свою безопасность.

Я не удивлен, что Россия первой создала вакцину от COVID-19. Как-то, наверное, скромничают наши изобретатели. Ведь кто изобрел вакцину против вируса Зика? Против лихорадки Эбола? Против «болезни легионеров»? Это же все российские предприятия.

– Уже много лет одним из самых важных направлений во всем мире является фармацевтика. Это одно из наиболее патентоохраняемых направлений. До трети заявок за девять месяцев этого года представляют собой заявки, связанные с фарминдустрией, медицинскими изделиями и биотехнологией.

– IT – второе по значимости после фармацевтики направление. Плюс прикладные направления – квантовые, биотехнологии, которые, в свою очередь, широко используют IT. При этом у нас отдельно регистрируются программы для ЭВМ, топологии интегральных микросхем, базы данных. Это огромная сфера для России, и мы одно из ведущих патентных ведомств, рассматривающих эти заявки. У нас сейчас подается более 17 000 заявок в год на регистрацию программ для ЭВМ. И это еще не предельная цифра.

– Нет, все-таки меньше, чем в США. Но больше, чем, например, в Японии и остальных технологически развитых странах.

– Если брать объединенную Европу, то примерно одинаково. Есть у нас еще сферы, которые выделяются большим количеством заявок: нефтехимия, двигателестроение, пищевая промышленность, сельское хозяйство, транспорт. Существуют и более узкоспециализированные ниши, например космическая техника, горное дело. Россия остается ведущей научно-технической державой, и это находит отражение в том числе в сфере патентования.

Хотя в России в силу исторических традиций далеко не все патентуется, что подлежит патентованию. Это не только из-за того, что у нас много секретных разработок, которые не могут быть опубликованы. С тех пор как в бесславные 1990-е при приватизации предприятий были уничтожены патентно-лицензионные подразделения, бюро рационализаторства и изобретательства (БРИЗ), стремление разработчиков запатентовать свои новые технические идеи еще не приобрело того автоматизма, который есть в среде американского или европейского бизнеса.

Мы это постоянно выявляем в ходе проверок организаций на предмет освоения ими бюджетных средств на НИОКР. Патентоспособные технологии либо не патентуются, либо если запатентованы, то не организован их нормальный трансфер, внедрение в производство, распространение по всему миру. Это работа, которую необходимо не просто изначально стимулировать, а нужно строить ее на постоянной основе, придать ей характер обязательного требования, которому должны соответствовать научные и образовательные организации, промышленные предприятия. Патент имеет огромное капитализирующее значение, но нельзя воспринимать это примитивно. Нужно понимать, что внедрение и трансфер занимают много времени и требуют много средств. Часто бывает, что не патентуют, если на следующий день из патента нельзя извлечь прибыль, и это неправильное понимание роли патента.

– Мы контрольно-надзорный орган. У нас есть полномочия, наши предписания обязательны для исполнения. Их должны выполнять министерства и ведомства. Министерства, которые осваивают бюджетные средства на НИОКР, мы также проверяем. 

Нашу информацию по результатам проверки мы направляем практически во всех случаях в Счетную палату. В половине случаев направляем информацию в прокуратуру, которая принимает уже свои меры. Иногда пишем и злобные послания о возбуждении уголовных дел, когда видим неправомерные действия, влекущие ущерб для государства, обусловленный чаще всего нарушением прав интеллектуальной собственности.

– Вы не правы. Эта система в последние годы ее существования была близка к идеальной. И она имела выраженный практический характер.

Патентно-лицензионные отделы и БРИЗы были на каждом крупном предприятии. Люди знали, что если они внесут рационализаторское предложение, которое повысит производительность труда, то сразу же получат вознаграждение. Эти средства были заложены в финансовом плане предприятия. Было очень много практических результатов. Не все знают, что и в советское время много наших научно-технических достижений патентовалось за рубежом, в Америке и в Европе. У меня на столе стоит копия авторского свидетельства, которое выдано первому нашему изобретателю, зарегистрировавшему европейский патент. В 1983 г. наш Институт крови (НИИ гематологии и переливания крови Министерства здравоохранения СССР. – «Ведомости») запатентовал кровезаменитель, который долгое время использовался во всем мире по патенту.

Мне часто говорят, что в Советском Союзе не было патентов. Патенты были, и любое лицо могло получить патент. Но созданные на государственные средства изобретения охранялись авторскими свидетельствами. Эти свидетельства признавались во всем мире, потому что страна уже с конца 1960-х гг. подписала 28 международных конвенций. И изобретений было в несколько раз больше, чем сейчас, даже если скорректировать общесоюзную статистику пропорционально в отношении России.

– Радио изобрели два человека в разных странах и в разных странах получили патенты на это изобретение – Маркони в Великобритании, Попов в России. Что произошло за 70 лет после этого изобретения? Мировая патентная система основана на национальном принципе защиты. Каждое изобретение защищается в каждой стране. Также существуют региональные системы. Подав в европейское или евразийское патентное ведомство заявку на получение патента, вы получаете защиту сразу на территории нескольких стран. Например, в европейских странах – в пределах Евросоюза, в евразийском патентном ведомстве – в восьми странах. Есть две африканские ассоциации, в которые входит большинство африканских стран. Каждая выдает патент, действующий сразу в нескольких странах. Этот принцип заложен в международной конвенции, и его признают все государства. При этом если одна страна зарегистрировала изобретение, то все остальные страны уже не будут его регистрировать на своей территории на имя других лиц. Человек, который первым получил в какой-либо стране патент, может получить патенты во всех других странах мира, подав в этих странах заявку в течение года. Если же он этого не сделает, то в других странах его изобретение можно будет использовать свободно. Хотя в то же время патент на него в этих странах никому другому не выдадут.

Зарегистрировать изобретение в других странах можно, используя международную систему патентования изобретений. Конечно, если хотите, езжайте, например, патентовать в Австралию или нанимайте там патентных поверенных. Но есть путь проще: чтобы зарегистрировать изобретение в Европе, США, Австралии и т. д., можно обратиться к нам, в Роспатент. Мы пересылаем эту заявку в международное бюро, в ВОИС (Всемирная организация интеллектуальной собственности), а оно рассылает в те страны, в которых вы хотели бы получить защиту. Обычно регистрируют изобретения в тех странах, на чей рынок хотят выйти. А также в тех, где технологии вышли на такой уровень развития, что позволяют создать такое же изобретение, тот же продукт. Стратегия патентования – это отдельное искусство.

– Возникают. Иногда в разных странах могут быть зарегистрированы идентичные изобретения. Для этого есть несколько причин. Информационная система, необходимая для принятия решения о выдаче патента, огромна. Она включает в себя всю научно-техническую литературу мира, всю патентную информацию мира. Одна только конструкторская технологическая документация по какому-то изделию, производящемуся в стране, может занимать несколько томов, несколько шкафов, вагон может занимать! (Смеется.) 

Разные патентные ведомства обладают разными системами поиска, хранения и анализа информации. Электронные базы непрерывно совершенствуются. Кажется, что в них уже все есть. На самом же деле только у нас имеется 145 млн единиц хранения информации в корпусах библиотеки.

Разного уровня подготовки эксперты работают. Разный уровень развития науки и технологий в каждой стране, в каждой технической области. Это как наука, в науке могут быть разные взгляды. Полнота поиска и оценка документации могут быть различными.

– Каждая страна решает для себя, регистрировать изобретение или нет. Международная система регистрации – это просто доверие стран друг к другу. Когда мы пересылаем заявку в ВОИС, она определяет так называемый международный поисковый орган, который будет проводить поиск информации перед регистрацией изобретения. Например, Роспатент является международным поисковым органом для 29 стран. 

Доверяя Роспатенту, Турция тысячами присылала нам заявки, и мы делали экспертизы, на основании которых турецкие коллеги принимали решения. Уровень доверия между разными странами и специалистами повышается, но все равно существует много разных взглядов на оценку патентоспособности технологии.

В китайской медицине вам сложнее принять правильное решение, чем китайским коллегам в патентном ведомстве, в силу того что источники на китайском языке и они не все доступны. Есть языковые проблемы с доступностью информации на азиатских языках. Конечно, английские рефераты есть, но существуют разные тонкости.

Кроме всего прочего есть споры между самими субъектами. Крупные корпорации в разных странах разрабатывают сходные технологии. Подчас эти технологии пересекающиеся, и сопоставить их можно только после того, как принято решение по патенту. Это тоже большая проблема. Но в целом ведущие патентные ведомства мира согласовывают политику. Мы проводим совместное обучение, есть экспертные стажировки. По странам БРИКС за это направление отвечает Россия.

– Не просто отражается, а мы всегда в центре этой борьбы. И это касается в первую очередь фармпрепаратов. Во всем мире так происходит, и этому есть объяснение. Так устроено человеческое общество. Мы хотим, чтобы люди меньше болели, дольше жили, быстрее излечивались, могли бы отвечать на вызовы, которые развитие самого человечества и преподносит. Ситуация с COVID-19 это очень четко показала. Когда началась пандемия, был всплеск в подаче антиковидных заявок как на изобретения, так и на полезные модели.

Как создать препарат? Как простимулировать на разработки и отдельного человека, и большую корпорацию или даже группу компаний? Стимулировать надо, чтобы проводились 10–15 лет исследования и был получен необходимый результат. Такие исследования требуют огромных затрат, времени, подготовки сотрудников, квалификацию которых нужно поддерживать на определенном уровне десятилетиями. Именно на это прежде всего ориентировано патентное законодательство: стимулировать изобретателя, предпринимателя к созданию нового продукта. Но не просто так мы его стимулируем. Изобретатель тоже что-то отдает: созданные им новые технологии становятся доступными всему миру. А он мог бы никому не объявлять о своем изобретении и передать его в день смерти своему сыну. Так тоже бывает.

И еще есть секретные производства, закрытые, охраняемые ноу-хау и т. д. Преимущества они не получают. Преимущества получает тот, кто патентует и тем самым раскрывает информацию о созданном изобретении человечеству.

В медицине в части производства лекарств есть еще и гуманистический смысл огромный. Права на патент не беспредельны. Если на рынке недостаточно этих лекарств [которые защищены патентом], то любое частное лицо через суд может потребовать получения лицензии для производства этих лекарств. Для безопасности страны или охраны здоровья граждан государство может принять решение об использовании этого препарата с разумной компенсацией изобретателю. Стоимость этих прав имеет размеры в зависимости от отрасли. В медицине высокая стоимость права на производство лицензированного товара, в судостроении, авиастроении тоже стоимости высокие, в других сферах приобретение этих прав стоит меньше.

– В нашей стране была такая попытка. В частности, в 2018 г. дело по иску компании «Натива» к «Селджен корпорэйшн». Оно касалось выдачи принудительной лицензии на лекарственный препарат с международным непатентованным наименованием (МНН) леналидомид (противоопухолевое средство). В итоге дело закончилось мировым соглашением. Но в других странах, например в Канаде, Индии, подобные решения принимаются. (Сейчас предпринята вторая попытка: «Фармасинтез» направил письма руководителю администрации президента Антону Вайно и вице-премьеру Татьяне Голиковой с просьбой разрешить использовать патенты Gilead Sciences на препарат с МНН ремдесивир для производства его аналога. – «Ведомости».)

– На самом деле такая схема предусмотрена на межгосударственном уровне как антимонопольная мера. Она реализована как в Парижской конвенции по охране промышленной собственности, так и в соглашении ТРИПС (соглашение по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности. – «Ведомости»). Например, статья 5 Парижской конвенции предусматривает, что каждая страна союза имеет право принять законодательные меры, предусматривающие выдачу принудительных лицензий для предотвращения злоупотреблений, которые могут возникнуть в результате осуществления исключительного права, предоставляемого патентом, например в случае неиспользования изобретения. 

Эти положения вошли в законодательства стран с развитыми институтами интеллектуальной собственности. Поэтому каждая страна, в законодательстве которой содержится норма об использовании изобретения без разрешения патентообладателя, вправе ее применить при определенных обстоятельствах. Однако причины для задействования такого механизма должны быть очень весомыми. В законодательстве России запуск такого механизма в интересах обороны и безопасности регулируется статьей 1360 Гражданского кодекса. При этом предусмотрена возможность компенсации убытков, понесенных патентообладателем.

– Нет, не только. Создатели какого-то выдающегося препарата пытаются продлить срок его действия. Общий срок действия патента для препаратов составляет 20–25 лет. Для того чтобы дольше пользоваться преимуществами, правообладатели озеленяют, как у нас говорят, патент: придумывают к нему что-то еще, соединяют и снова получают защиту. 

– Почти. Эта практика уже так распространилась, что процесс требует коррекции. Два года назад приняли решение по оценке композиций: если отличием являются признаки, не характеризующие композицию, то она не признается новой. А сейчас Роспатент предлагает изменить оценку кристаллических форм. Одно и то же вещество может существовать в различных кристаллических формах. Иногда пытаются незначительную модификацию выдать за изобретение. Мы говорим: нет, мы не будем считать ее изобретением, если нет существенного эффекта.

– Например, если срок хранения препарата увеличивается на 20 лет, а не на два года. Но эту ситуацию нетрудно оценить. А если речь идет о сердечных препаратах, у одного срок действия 15 минут, а у второго – пять. Изобретение это или нет? Всего 10 минут, но для спасения человека могут быть важны и секунды. Или эффект от той или иной концентрации вещества в лекарстве. Это все долго еще будет предметом научных дискуссий. 

– Цифровизация деятельности – это общий тренд. Реализуемая [правительственная] программа «Цифровая экономика» позволила нам профинансировать необходимые работы в этой сфере.

Например, технология блокчейн принципиально совпадает с сутью патентной деятельности. С момента появления заявки на выдачу патента или регистрацию товарного знака все работы с ней происходят в наших реестрах с использованием блокчейн-технологий. Я из своего кабинета могу в любой момент увидеть любую заявку (а их у нас подается более 200 000 в год) и понять, кто с ней работает. Отражается вся работа с заявкой технических работников, экспертов, руководителей, проверяющих. Даже когда приходит к нам проверка Генпрокуратуры, я вижу, что проверяет у меня прокурор. Блокчейн позволяет систематизировать работу и включить в нее неограниченное число людей. Например, с ковидными заявками необходимо одновременно работать сразу нескольким экспертам. Они работают удаленно, имеют доступ к этим материалам и обмениваются данными.

С товарными знаками у нас тоже сплошной блокчейн. Введение новой системы поиска по изображениям товарных знаков позволяет нам сократить сроки рассмотрения заявок. Сейчас заявка рассматривается около четырех месяцев. К новому году мы ставим перед собой задачу сократить этот срок до трех месяцев. По изобретениям, связанным с внедрением информационных технологий, сейчас срок рассмотрения также составляет четыре месяца (еще в 2015 г. в среднем составлял около 12 месяцев). Но мы можем и должны быстрее рассматривать. Четыре месяца – это методологический срок. Мы к этому времени получаем всю совокупность информации о науке и технике в мире, выходит реферативный журнал, публикации, обменная информация с патентными ведомствами.

Современные информационные системы позволяют менять методологию работы. Мы уже года два как решили проблему обеспечения наших экспертов современными рабочими местами. Стоят два больших экрана, каждый может быть разделен на четыре части, т. е. одновременно на экране можно иметь восемь различных показателей (и еще у него, как правило, в работе ноутбук или смартфон). Одновременное сравнение восьми объектов (текстов, графиков, процессов и т. д.) – это задача, которая должна перейти в методологическую линию.

По блокчейну мы возглавляем целевую группу ВОИС совместно с австралийскими коллегами. По 3D-технологиям мы председатели целевой группы по внедрению их на мировом рынке, разрабатываем мировой стандарт. Бессмысленно делать это в одной стране. Мы долго боролись за то, чтобы 3D-технология стала не просто абстрактной идеей для патентного ведомства, а чтобы мы рассматривали заявки с приложением 3D-технологий и с их использованием проводили экспертизу. Одно дело, когда вам приходит описание 3D-технологии и вы сравниваете ее с другими описаниями, а другое дело, когда вы берете эту модель 3D, вставляете ее в систему других моделей и система автоматически показывает сходство и отличие. Ни один эксперт с такой точностью и быстротой эту работу не может проделать.

Мы тестировали нашу систему в 20 инженерных центрах страны, где, например, 3D-модели имеют определенные сходства и различия. У нас есть доступ к системам, содержащим все 3D-модели. И вы сразу все это можете сопоставить. Это чрезвычайно важно. Я думаю, к 2030 г. 3D-технологии станут всеобщими для всех действий, которые совершают патентные ведомства.

– Прежде всего для тех изобретений, которые создаются при помощи 3D-моделирования, конструирования. Но также и для промышленных образцов, для объемных товарных знаков. Их нужно как-то сравнивать.

– Непосредственно в своей работе мы тоже элементы искусственного интеллекта используем. Наши поисковые системы построены на умных принципах. Мы их сейчас перестраиваем на нейросети, на самообучение. Но у нас уже введена система, благодаря которой эксперт при получении заявки может нажать на клавишу – и машина автоматически начнет проводить информационный поиск. Релевантность ответов примерно 60%. Это очень много. Если вы наберете в «Яндексе» то, что мы запрашиваем в своих системах, разница будет в десятки тысяч раз. В «Яндексе» будет 2 млн ответов, а наша система даст 200. Из этих 200 нужно выбрать самые подходящие. Это задача не только для эксперта, но и для искусственного интеллекта. Нам от 60% необходимо перейти к 95–99%. Огромный путь надо пройти, чтобы обучить искусственный интеллект. Я верю, что наши нейросети получат способность к обучению – и это будет не только гений наших программистов, а еще и гений самого искусственного интеллекта.

– Четвертую часть. 

– По году от 500 млн до 800 млн руб. Всего на цифровизацию по программе «Цифровая экономика» на четыре года выделено 3,6 млрд руб. Кроме этого есть текущее финансирование, тоже направленное на информатизацию.

– Наши разработчики (а на нас работает восемь крупнейших компаний, начиная с «Ростелекома») сделали платформы. В декабре будет опытная приемка в эксплуатацию. И почти все, что сейчас доступно нашим экспертам, будет доступно любому человеку.

Какую задачу я ставлю нашим разработчикам? Я обычно привожу такой пример. Допустим, предприниматель, который производит лазеры или очки, подал в Роспатент заявку. Раз в день или раз в неделю в 12 часов дня у него на компьютере должна появляться информация обо всех патентных данных по этому направлению (например, что в мире регистрируют). Как только кто-то изобретет что-то, связанное с лазером или очками, у него будет информация. Вот степень разрешения этой проблемы, степень доступа. Ведь поиск важен не только в тех случаях, когда собираешься запатентовать изобретение и нужно узнать, какие уже есть патенты, но и в процессе разработки. Доступ к мировой информации на раннем этапе работы позволяет не тратить силы напрасно.

– Прием в эксплуатацию сервиса онлайн-регистрации ЭВМ запланирован на 2021 г. Сейчас регистрация программ для ЭВМ занимает 1–2 недели, раньше занимала два месяца. Сроки перехода прав тоже сокращаются, но здесь дело идет медленнее. С точки зрения самой регистрации перехода прав есть очень большая проблема, связанная с тем, что [заявителю] нужно иметь квалифицированную электронную подпись, а процесс ее оформления очень сложный. То есть важны здесь не собственно патентные вопросы, а вопросы взаимодействия систем контрагентов и нашей информационной системы в полном объеме.

Но есть проблема более существенная. Наши возможности регистрации перехода прав ограничены тем, что процесс включает уплату государственных пошлин через казначейство. А мы не можем оказать услугу, если не произведена оплата. Мы предлагаем кардинально решить этот вопрос: отказаться от пошлины и ввести прямую оплату за услугу.

– Передовые патентные ведомства мира существуют за счет собственных средств – платы за оказанные услуги. Финансирование из бюджета – несовременный способ руководства государства в этой сфере. Тем более что Роспатент в состоянии заработать на себя самостоятельно: мы в бюджет платим только по пошлинам в 2 раза больше, чем казна дает на наше существование. 

– Регулирования в патентной сфере недостаточно, и сегодняшнее регулирование не соответствует уровню ее развития. Поэтому у нас принята дорожная карта трансформации делового климата в сфере интеллектуальной собственности. Возглавляет эту работу первый вице-премьер Андрей Белоусов. Там более 20 нормативных актов, которые необходимо принять в 2020–2021 гг. Это касается изменения Гражданского кодекса по ряду параметров – прежде всего по распределению прав интеллектуальной собственности между субъектами научно-технической деятельности: нужно уточнить права по гособоронзаказу, по всему, что делается в военно-промышленном комплексе. Отрегулировать специальным образом и дать большую свободу [использования этих технологий] в гражданском секторе. Это определяющий документ.

Кроме того, уже внесен в Думу на ратификацию договор о товарных знаках Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Он позволяет испрашивать регистрацию и правовую охрану товарных знаков, знаков обслуживания и НМПТ (наименование места происхождения товара. – «Ведомости») на территории всех стран – участниц ЕАЭС путем подачи одной заявки.

– Да, в отношении правовой охраны товарного знака действует территориальный принцип – правовая охрана предоставляется только на территории страны, в которой он регистрируется. При желании зарегистрировать товарный знак в нескольких странах придется обращаться в ведомство каждой страны отдельно, что приводит к дополнительным издержкам на представительство и пошлины.

В случае введения евразийского товарного знака правовая охрана будет предоставляться уже на всей территории ЕАЭС. При этом для получения такой охраны необходимо будет обратиться только в ведомство своей страны. Преимуществами такого подхода являются упрощение бюрократических процедур и снижение финансовых издержек бизнеса, в том числе на пошлины и услуги патентных поверенных, юристов.

– Процесс кредитования под залог интеллектуальной собственности субъектов малого и среднего бизнеса начался, и нужно дополнительно его стимулировать, потому что для банков это рисковая операция. Проще выдать кредит под строительство торгового центра, здесь все понятно. А нужно, чтобы рисковать хотелось. Потому что только с риском получаются предпринимательские доходы. Как это сделать? Очень просто. Например, правильно оценить значимость предлагаемого патента и развития производства на его основе.

– С нашей помощью или с помощью других механизмов. Мы с Корпорацией МСП отобрали по всей стране 86 объектов, которые, по нашему мнению, годятся для такого кредитования. Просто взяли проекты. Например, строительство предприятия в Липецке на базе ООО «Авион», владеющего действующими патентами на полезные модели: тракторы-пневмоходы разбрызгивают на полях гербициды с эффективностью, превышающей эффективность самолета, который делает то же самое. У них уже строятся такие аппараты, но нужны деньги на развитие. Приспособления по очистке воды. Они уже действуют. И потребность описана, подсчитана. В Китай можно продавать на миллиарды. Дайте денег на строительство, на производственную базу, торговые операции. Вот мы это предлагаем. Но банки не создали системы правильной оценки своих рисков. Консервативный банк пока не может это преодолеть. 

Банковская система не имеет достаточно специалистов, которые могут принимать решение о выдаче кредита под залог интеллектуальной собственности. Попробовали работать с ними вручную: идешь, звонишь, объясняешь – пять кредитов дали на 300 млн руб. Это смешные копейки, почти что ничего. А это должно быть системным подходом, политикой банка, банк должен идти в эту сферу. Уже не торговые центры нужны, а то, что создается в голове. Но банки к такому маркетингу не приучены, в том числе и госбанки. Поэтому мы предложили решение, когда эти риски целиком страхует государство. 70% этого риска уже сейчас лежит на государстве, этот риск берет на себя Корпорация МСП, предоставляя свою гарантию по таким кредитным залоговым сделкам. С июля 2020 г. вступил в силу приказ Минэкономразвития, в соответствии с которым предприятие может рассчитывать на государственную гарантию в 95% от тела кредита, выдаваемого под залог прав на интеллектуальную собственность и при наличии оценки закладываемых прав на интеллектуальную собственность.

– Они страхуют, а мы готовы оценить интеллектуальную собственность. У нас есть центр оценки объектов интеллектуальной собственности на базе подведомственного ФГБУ «ФАПРИД». Он может оценивать интеллектуальную собственность и давать банку соответствующую оценку. Причем не только с участием наших специалистов, но и с привлечением профессиональных оценщиков в сфере интеллектуальной собственности.

– Если будет заказан. 

– Года два уже как начался. Единичные кредиты выдавались и выдаются, но это не стало массовым явлением. Почему-то на беспатентные стартапы деньги дают. А когда предлагается с патентом, все начинают дергаться и переживать.